С утра, несмотря на воскресный день, всё повторилось. На этот раз работали с артиллеристами и представителями автотракторной промышленности. Внезапно выяснилось, что от ГАБТУ делегацию возглавляю тоже я, по совместительству с общим руководством. Пока всё разгрёб — дома был почти к полуночи. И так всю неделю! Химики, нефтянники, электротехники, радиоэлектронщики, металлурги и даже медики! Всех и не перечислишь! Дошло до того, что на вокзал, чтоб сесть в берлинский поезд, я уезжал тоже из Кремля, а чемодан мне собирал, с помощью детей, Грачик.

Эпизод 4

За белым, изукрашенным ледяными узорами окном купе — мороз. И не скажешь, что первый день весны. Конечно, до крещенского ему далеко, но всё ж минус пятнадцать. А внутри, несмотря на открытую настежь дверь — духотща. Табачный дым слоями плавает. Хоть и набились сюда ко мне только старшие групп, но половина из слушателей всё равно в коридоре стоять осталась. Стол заставлен стаканами с недопитым чаем, поэтому инструктаж сейчас устный, показывать можно, разве что, на пальцах. Говорю не стесняясь, подслушивать здесь некому, весь вагон «посольский», как и два соседних. К тому же, за нашу всестороннюю безопасность отвечают сработавшиеся в Польше чекисты Судоплатов и Панкратов. Первый за контршпионаж, а вот второй — бережёт наши тушки. Людей с ними достаточно, не пропадём.

— Итак, товарищи, напоминаю ещё раз. Лимит у нас — полмиллиарда и ни маркой больше. Поэтому, если что вдруг увидите сверх того, что мы запланировали, не бросайтесь сразу. Мы, конечно, кое-какой «жирок» под это дело зарезервировали, но по основным контрактам сразу свой интерес не показывайте, когда с «экскурсиями» поедете, выведайте цену, а потом уж представители торгпредства её сбить попытаются. Это касается того, что нам нужно. Но вдруг вы увидите нечто, что нам сейчас не очень-то и нужно, но немцам самим остро необходимо. Берите на заметку! Может быть, пользуясь карт-бланшем, что нам германцы дали, выкупим. Особенно это касается всяческих военных технологий. Вот, к примеру, мы знаем, что на немецком танке планетарные механизмы поворота… Значит зуборезных станков, на которых внутренний зуб нарезать можно, купить надо побольше, чтоб у немцев танков было поменьше. Ясно? По крупным образцам, что нужны нам в единичных экземплярах, патенты и лицензии покупать не стоит, а вот массовые приборы и технологии, с патентами должны быть обязательно, чтоб воспроизвести их у нас можно было. И ещё. Смотрите, запоминайте всё. Чтоб попасть туда, куда нас под белы рученьки приведут, любая разведка полцарства бы отдала! Ценна любая информация, не только прямая, такая как, например, объёмы и себестоимость производства, но и количество брака тоже важно, количество рабочих, станков в технологическом процессе задействованных, затраченные человеко-часы, энергозатраты на единицу продукции…

Вот так и ехали, используя каждую минуту, чтобы «накрутить» себя перед предстоящей работой. Причём старался не только я, но и первый замнаркома иностранных дел Деканозов, бериевец, пришедший в НКИД начальником особого отдела наркомата, а сейчас, с сохранением прежней должности, ехавший принимать тогрпредство, переименовывашееся в полноценное посольство, в Берлин.

В субботу вечером наш поезд, редко постукивая на стыках колёсными парами, медленно пересёк по мосту пограничную Вислу и остановился в Варшаве. Я делил своё купе со «своим танкистом» Кошкиным и авиаторами Чкаловым и Яковлевым. Причём, о своём выборе попутчиков уже успел пожалеть, поскольку Валерий Павлович, единственный во всём вагоне, оказался чемпионом среди троллей и гоблинов по храпу и спать рядом с ним было решительно невозможно. Только сильная усталость могла заставить, ближе к утру, забыться тяжёлым сном.

Через «прогретые» изнутри в ледяных узорах дырочки мы, как дети, не стесняясь, поскольку нас всё равно снаружи не разглядеть, принялись рассматривать, какова она, Германия. Конечно, много не увидишь, но впечатлений хватило. На столпившихся на перроне пограничников никто не обратил внимание, зато то, что вокзал кое-как залатан, весь город в сплошных руинах, а вместо домов ввысь поднимаются лишь заснеженные куски стен с выбитыми окнами, потрясло всех.

— Ну немцы навоевали! — оторопело отодвинулся от окна и зажмурившись, потряс головой Чкалов, чтобы избавиться от врубившейся в память панорамы мёртвого, замороженного города. — На нашей стороне такого не было!

— Положим, мы тоже не ангелы, — сказал я. — Когда Вильно наш 6-й танковый корпус брал тоже и стёкла побили, и дома кое-какие снесли. Но чтоб так, весь город подчистую… Да, такого не было. С другой стороны, там мы за несколько дней управились, а здесь поляки месяц упирались…

Между тем, на перроне и в тамбуре вагона начался разговор на повышенных тонах, да такой, что я из своего купе услышал. Из любопытства накинул шинель и двинул к месту перепалки. С нашей стороны в ней участвовал Деканозов, которого подпирали Судоплатов и Панкратов, а с немецкой какой-то высокий, выбритый до синевы господин в шляпе и чёрном гражданском пальто, за которым выстроились немецкие пограничники.

— Что случилось? — шёпотом спросил я у начальника нашей охраны.

— Хотят, чтоб мы из наших вагонов вышли и в немецкие пересели, — также тихо ответил мне Слава.

— Хрен им по всей морде!

— Точно! Нам только прослушки не хватало! — показал свою техническую подкованность Панкратов.

Немец что-то жёстко прокаркал по-своему, наш переводчик перевёл его слова, предупредив, что в связи с тем, что железная дорога после войны ещё полностью не восстановлена, перевод наших вагонов на узкую европейскую колею может задержаться по нашей же вине.

— Мы не несём ответственности за плохую работу ваших путей сообщения! — резко ответил Деканозов. — И мы готовы ждать. А вот готова ли ждать принимающая сторона — большой вопрос!

Немец, не добившись своего, отступил. Тем не менее, к помехам нашему сну, кроме храпа Чкалова, прибавились стук и звон, подвижки состава на протяжении почти всей ночи. В общем, отмстили нам за несговорчивость. Тем не менее на перрон вокзала Александерплац в центре Берлина наш поезд прибыл по расписанию в 11 часов дня 4 марта 1940 года.

Значение, которое придавали немцы советско-германским отношениям, они постарались подчеркнуть включением в состав встречающей делегации взвода почётного караула и самого Риббентропа, что было жестом особого политического внимания. Как и то, что пару министру иностранных дел Рейха составил Рудольф Гесс, министр без министерства, официально объявленный Гитлером своим вторым преемником после Геринга.

— Положим, с Риббентропом и Деканозовым немцы явно перебирают, — шутливо ткнул меня кулаком в бок, стоящий прямо у меня за спиной Панкратов, — А вот с тобой и Гессом — в самую точку!

Вот зараза! Сравнил! Меня!! С каким то фашистским упырём!!! И ведь не пошлёшь от души — официальная церемония! Приветственные речи, гимны играют. Немецкий оркестр исполняет «Интернационал» — чудеса!

По дороге в наше торгпредство, сидя в «Туре»-лимузине, я записал и передал ни на шаг не отходившему от меня Панкратову текст советского гимна, каким я его помнил с детства.

— Вот такой гимн должен быть у СССР! «Интернационал» устарел и не соответствует политике нашей партии большевиков, курсу на концентрацию социализма!

— Ну ты, товарищ генерал-полковник, даёшь! — прочитав, спрятал лист с текстом во внутренний карман шинели Панкратов. — Хотя, чему я удивляюсь…

В тот же день, едва наша делегация успела устроиться в торгпредстве, мы сразу приступили к работе. По регламенту, на три часа дня был назначен торжественный приём, на который были приглашены представители германского правительства из интересующих нас министерств, а также «воротилы бизнеса», хозяева различных, не только ведущих, немецких фирм. Целью мероприятия было дать всем перезнакомиться, создав, по возможности, непринуждённую обстановку. Не могу сказать, что это получилось. Да, было сказано немало хороших слов о дружбе между нашими народами, сотрудничестве и взаимной выгоде. Поминали времена Бисмарка и самого железного канцлера. Поднимали тосты. Но порой такое проскакивало, что ни о какой искренней дружбе и вспоминать было неудобно. К примеру, заместитель Геринга генерал-полковник Мильх, выслушав Яковлева о нашей заинтересованности в совместной работе с германской авиапромышленностью, принялся её нахваливать, набивая, видимо цену, и заявил: